Проникновенная история взлета и падения ВИА «Слепые» - Олег Лукошин

Арам большей частью специализируется на ар-эн-би с вот этими «а-а-а» и «о-о-о», когда демонстрация вокальных способностей становится главнее, чем сама песня. Он очень большого о себе мнения, хотя, на мой взгляд, таких голосунчиков пруд пруди, а истинную проникновенность ему передать не дано.

Вот Зина – настоящее украшение не только «Робота», но и всего города. Я считаю, что ей по силам пойти гораздо дальше, намного дальше – проблема лишь в том, что она так и брызжет нестандартной индивидуальностью, а в наше тусклое время такие яркие личности, как правило, не востребованы. Большой её плюс в том, что, в отличие от большинства певцов, да и просто музыкантов, у неё широчайший кругозор: она слушает всё, от первобытного деревенского блюза, древних мюзиклов и классического хеви-метала до диско, трип-хопа и современной электронной психоделии. Этот разброс позволяет ей прекрасно ориентироваться в жанрах, что-то она подбирает для себя и выдаёт на выступлениях чрезвычайно оригинальные номера с переодеванием, сюжетом, какой-то драматической составляющей – не знаю, как публике, а мне очень нравится всё, что она делает. Ей тоже хлопают, но совсем не так, как Наташе Шакировой в «Алмазе» – то ли народ здесь скромный и интеллигентный, то ли просто не врубается.

У Зины есть несколько коронных номеров – это «Но редорьян» Эдит Пиаф, «Бэнг бэнг» Нэнси Синатры, «Мани Мани» Лайзы Минелли, «Алехандро» Леди Гаги. В каждой песне она выкладывается на сто процентов, это не может не впечатлять: наверное, я даже влюблён в неё тайно. Тайно, но сдержанно – я понимаю, что не достоин её.

Мы с Зиной хорошо общаемся, именно со мной она проводит первые репетиции своих новых номеров, однако по её голосу и поведению мне понятно, что она жутко тяготится жизнью в нашем бескультурном городе и пытается вырваться из него на творческий простор. Наверное, она и меня воспринимает как одно из звеньев сковывающей её талант цепи, по крайней мере, несмотря на общительность, в её поведении есть нечто отстранённое, холодноватое. Она никогда не переходит установленную себе самой грань – и это нравится мне ещё больше. Мне кажется, она несчастна в глубине души и закончит жизнь на помойке – от передоза или сама наложит на себя руки.

Есть один номер, в котором мы с ней поём вдвоём – единственная песня, где я рискнул опозориться со своим вокалом. Это «Саммер Уайн» той же Нэнси Синатры и Ли Хэзлвуда. Я решился исполнить её только потому, что вокал как таковой там не требуется: нужен лишь мужественный уставший баритон, печально рассказывающий историю краткосрочных отношений со случайной и ветреной девушкой. Эта песня известна широким народным массам по версии, исполненной популярной в низших социальных слоях немецкой группой «Скутер», поэтому многие её узнают.

«Ай уокд ин таун он силвер спёрс дат джинглд ту…» – начинаю я негромко мурлыкать под клавишные, только они звучат здесь, никаких барабанов и гитар. «Энд ай уил гив ту ю саммер уайн»… – поёт Зина своим высоким красивым голосом. Красавица и чудовище – вот смысловой эффект этой песни. Слепой уродец и звезда – должно быть, что-то просыпается в людях от такой картины.

Впрочем, кто-то говорил мне, что Зина совсем не красавица и даже страшненькая, но какая разница – в песне работают образы. В ней запоминающаяся мелодия, и она неизменно пользуется в «Роботе» успехом – нам даже заказывают её на бис. Правда, сборы от бисов здесь несравнимо ниже, чем в «Алмазе» – интеллектуальная публика стесняется разбрасываться деньгами, а скорее всего, просто не имеет их в достаточном количестве.

Что Зина, что Арам регулярно срываются на заработки в областной центр Дивноглядовск, а порой – и в Москву с Петербургом. Но неизменно возвращаются назад – видимо, таких певунов в столицах хватает. А ещё они время от времени пытаются пробиться на телевидение – сначала на «Фабрику звёзд», потом в «Голос». Арама всегда отсеивают на предварительных прослушиваниях, и в такие моменты я понимаю, что в Москве обитают не совсем уж глупые люди, а Зина как-то пробилась на слепое прослушивание в «Голос». Исполняла она зачем-то хулиганскую песню из репертуара Нины Хаген и никто из светил к ней не повернулся. Она бодрилась после этого, делала вид, что ничего не произошло и жизнь продолжается, но я чувствовал, что этот провал прибил её к земле окончательно, и она не скоро расправит крылья – если расправит вообще.

Кроме «Алмаза» и «Робота Вертера» меня можно увидеть ещё в двух-трёх кабаках, а иногда на свадьбах и юбилеях во всевозможных кафе и столовках. Но значительно реже. Обычно я появляюсь там, подменяя кого-нибудь по просьбе знакомых. Несмотря на частые выступления в городских увеселительных заведениях, я совершенно не чувствую свою сопричастность к человечеству и остаюсь глубоко одиноким человеком. Кто-то скажет в духе современных психологических веяний, что мне нравится быть таким, но это неправда. Я бы с удовольствием променял всё это многоголосье на одного-единственного, сильного, верного и зовущего за собой человека.

Саша приехал ко мне в тот же вечер после телефонного разговора и привёз с собой бас-гитару. Я лишь позже понял, что достать инструмент было для него непростым делом – он то ли утащил её из каморки в Доме детского творчества, то ли наскоро одолжил у кого-то. Потому что пообещал, а точнее не успел объяснить по телефону, что собственной бас-гитары у него нет. Но не позволил себе подвести человека и намеченное самим собой дело. Редкое качество.

От него хорошо пахло. Это крайне важно для меня. Я как безродная шелудивая псина болезненно реагирую на запахи – по известной причине у меня обострены оставшиеся в наличии чувства. Хорошо – не значит изящно. Он не пользовался одеколонами и спреями. От него пахло естественностью, пахло человеком.

Я не позволил матери открыть дверь, впустил его в квартиру сам и, выставив вперёд ладонь, ощутил крепкое и уважительное рукопожатие. Оно тоже понравилось мне: он не сдавил ладонь изо всех сил, как делают некоторые рубахи-парни, и небрежностью от его рукопожатия не веяло – оно было плотным, корректным и тактичным.

Я предложил ему чая, и Саша не отказался. Люди сейчас пугливые, брезгливые – жизнь, посвященная выживанию, приучает их подальше держаться друг от друга – от чая обычно отказываются. А Макаров был не прочь и это ещё одно свидетельство в его пользу.

Мать, которая при каждом визите незнакомого, да и знакомого тоже человека напрягалась и заметно нервничала, засуетилась, метнулась на кухню, но я выпроводил её оттуда – слава богу, в собственной кухне я и без глаз достаточно ловко ориентируюсь.

Мы присели с Сашей за стол, выпили по стакану чая с вареньем и хорошо, с шутками и без неловких пауз пообщались, установив прочный дружеский мостик. Даже более чем прочный. Именно тогда он и рассказал мне историю своего появления в обществе. Именно тогда я и ляпнул порадовавшую его фразу про одноглазого короля.

Я позже спрашивал у матери, как он выглядит, и она достаточно подробно мне его описывала. Из её словесной зарисовки можно было понять, что внешность у Макарова самая традиционная. Средний рост, русые волосы, что ещё?..

– Ну, глаза такие выразительные, – отметила она особо, и для меня это стало решающим моментом. Выразительные глаза – это самое главное. Я и по голосу, по интонации, заложенной в нём, почувствовал эту выразительность. У большинства, я уверен, глаза абсолютно блёклые – потому что их голос не выражает ничего, кроме усталости и раздражения от жизни.

Усилок стоял в моей комнате – я подключил к нему Сашину бас-гитару, она оказалась расстроенной.

– В школе на басухе лабал, потом в институте, – поведал он, настраивая её и как бы объясняя, откуда он, учившийся в музыкалке на баяне, знаком с этим инструментом. – Школьная рок-группа называлась «Вектор» – это ещё в перестроечные времена, тогда любили такие названия. А в институте – «Доктор Менгеле». Иногда – «Добрый доктор Менгеле». Играли хреново, памяти о себе в музыкальной истории не оставили.

– В каком стиле? – спросил я.

– Ду ит ёселф, – ответил он, добродушно хмыкнув. – Что получается, то и выдаёшь.

Гитара была настроена, я уселся за синтезатор, мы взяли первые аккорды. Потом попробовали хорошо известный риф из «Смоук он де уотер». Получалось неплохо, Саша даже исполнил припев. Потом прошлись ещё по нескольким рок-стандартам. Музыкальный кругозор у Макарова был хорошим, слух нормальным, вот только техника исполнения хромала, но не в критических масштабах. Для провинциальной рок-группы сойдёт. Да и не играл он давно – может, поэтому.

– А вот ещё одна песня хорошая есть, – предложил я, словно проверяя его, да и проверяя на самом деле, только не на музыкальную грамотность, а на психологическую совместимость. – «Летнее вино».